Большой Кремлёвский дворец в этом году отметит юбилей — 170 лет. Как же происходит подготовка к этому событию в одном из самых узнаваемых залов дворца — Георгиевском?
Корреспондент «АиФ» оказался единственным, кому согласились раскрыть все кремлёвско-паркетные тайны.
Несмотря на то, что посетителей дворца честно предупреждают: «Георгиевский зал закрыт на реконструкцию до июня 2019 года», очень многие туристы возмущаются — как же так, почему нам не покажут «самое главное»? К тому же, зачем залу реконструкция — на века ведь строили? И что, в конце концов, там происходит? Сотрудники БКД пошли нам навстречу и, решив, что удовлетворение подобного рода любопытства — дело нужное, пустили нас в святая святых.
Однако, не сразу. Моя попытка сходу ворваться в Георгиевский зал разбилась об очевидный вопрос старшего научного сотрудника БКД Анастасии Павловой: «А что вы надеетесь там увидеть?» Как что? Знаменитые интерьеры — статуи, изображающие самые славные победы, сверкающие золотом люстры, сияющий паркет с затейливым рисунком, наконец!
«Люстры задрапированы защитным материалом. Скульптуры, конечно, там, где положено, но разглядывать их сейчас — не самое подходящее время. Стоят они высоко, а смотреть там теперь лучше вниз. Потому что никакого паркета, и даже пола там нет, и вы рискуете переломать ноги…»
Выяснилось, что паркет времён императора Николая I в зале снят, и полным ходом идут работы по его частичной замене. Так что подлинный исторический паркет Георгиевского зала сейчас можно увидеть только здесь — в аванзале. С которого, впрочем, и полагается начинать знакомство с дворцом — по всем правилам этикета сразу с лестницы вламываться в зал считалось неприличным. А вот аванзал — как раз место для того, чтобы отдышаться, осмотреться и побеседовать.
Импортозамещение от Николая I
Конечно, грешно было бы упустить возможность подробно рассмотреть тот самый паркет. Чем я и занялся — бродил, согнувшись, повторяя взглядом изгибы разноцветных деревянных плашек, удивительно точно подогнанных друг к другу. Да, рисунок и впрямь прихотливый — голова начала кружиться уже на третьей минуте… Стоп. А это что?
Клеймо, сделанное из тех же самых, только совсем маленьких плашек, притаилось у стены. И заверяло по-французски, что сей паркет сделан на фабрике Георга Мюллера младшего в 1845 г. Простой подсчёт показывал, что дворцу не может быть 170 лет. Он явно старше. Года на четыре как минимум. Или я что-то не так понимаю?
«От идеи строительства дворца до воплощения прошло 11 лет, — говорит Анастасия Михайловна. — Сдали и освятили его действительно в 1849 г. — 3 апреля, на Пасху. А вот все предметы интерьера готовили заранее. И паркет в том числе. Фабрика же, несмотря на французскую надпись и немецкую фамилию, наша, русская. Санкт-Петербург. Дворец должны были создавать отечественные архитекторы, художники и мастера — это, во-первых, было для императора вопросом престижа. А во-вторых — вопросом бюджета. Государь умел считать деньги и старался ими не сорить. Хотя полного импортозамещения всё равно не получилось. Материал для паркета покупали за границей, у нас деревья таких пород просто не растут».
Мало того, что не растут. Они и назывались тогда непонятно. Вернее, у торговцев и паркетчиков тех времён была принята своя терминология. Согласно которой, например, очень тёмная, очень красивая и очень дорогая древесина японского эбенового дерева, достойно представленная в паркете Георгиевского зала, называлась смешно и неблагозвучно — Kaki.
Сосна против бомбы
Тем временем за заветными дверьми раздавались характерные звуки, которые в многоэтажном доме доводят соседей до исступления — скрежет, рёв и визг электроинструментов. Однако здесь они вызывали благоговение и жгучий интерес — ну что там, в конце концов?
Двери открылись, и я понял, что замечание «смотреть под ноги» было справедливым и своевременным. Пола действительно не было. Вместо него — решётка перекрещенных балок. Под нею — кирпичное перекрытие первого этажа. Не сразу, где-то через полметра, а то и побольше, так что сыграть туда — радости мало. Прямо по ходу — внушительный штабель досок, из которого мало-помалу брали материал и уносили в дальний конец, накладывая на эту самую решётку из балок. Балки, кстати, выглядели так себе — воображение рисовало чуть ли не то же самое эбеновое дерево пополам с палисандром, а они оказались совсем обычными. Однако жизнь в лице инженера-технолога Марса Басырова стремительно посадила меня в лужу.
«Перекрытие, на котором мы стоим, чтобы вы знали, времён Николая I. Да-да, этим самым „так себе“ балкам 180 лет! А то и больше. Уже тогда многие из них были вторичного использования — видите, вот тут и тут, например, следы снятой дранки? Дело обычное — разбирали старые здания, и в целях экономии бюджета взяли во дворец. А что? Николай I хозяином был рачительным, и имел образование инженера. Понимал, что дерево хорошее, честная сосна. Она ещё два раза по столько же прослужит, и ничего страшного. Мы, когда снимали старый паркет и пол, только в паре мест нашли лёгкие повреждения от влаги. Там, где вход с гульбища — видимо, на ногах сырости нанесли. И ещё в одном месте, где, похоже, стоял цветок».
Кого при жизни увековечили в Кремле?
Шаря взглядом по перекрытию, я в этих словах усомнился. Яркое пятно явно свежего бруса прямо-таки вопияло о том, что здесь чуть ли не вчера поставили заплату. Но было оно от гульбища далековато, да и кто ставит цветы чуть не посреди зала?
В ответ мне предъявили копию документа, шапка которого многих могла бы повергнуть в суеверный ужас: «Народному комиссару внутренних дел Союза С. С. Р товарищу БЕРИЯ. СПЕЦ.ДОНЕСЕНИЕ». Финал, впрочем, оказался как в сказке — хорошим: «Сброшенные бомбы ущерба не причинили». А вот посередине было то, что касалось свежего бруса непосредственно: «22 июля 1941 г. одной бомбой фугасного действия, начинённой аммоналом, весом в 250 кг., в Большом Кремлёвском Дворце пробита крыша, потолочное перекрытие в Георгиевском зале. Бомба не взорвалась, а, дойдя до пола зала, развалилась, образовав бесформенную воронку».
Паркетчик как сапёр
Ремонт в 1941 г. сделали более чем достойный — с товарищем Берия не забалуешь. Так что у нынешних мастеров задача одна — сохранить всё, как есть. Разве что, почистить металл швеллеров, которыми скрепили разбитые кирпичи пола, да загрунтовать его, защитив от коррозии. Ну и ещё — так, на всякий случай — усилить перекрытие под паркет новыми балками.
Но где же сам новый паркет? Штабеля досок — вот они, из них прямо сейчас делают пол. Фанера тоже на месте, её будут укладывать на доски. Где же драгоценный палисандр и прочие 23 сорта пород?
«Весь паркет общей площадью 1250 кв. м. мы сюда пока не завезли — рано ещё, — делится Марс Басыров. — Но некоторые плашки могу показать, вот они, рядом с планом укладки…»
Плашки были очень красивыми, но меня сейчас поразил размер зала. Подгоняя полы на шестиметровой кухне, и то замучаешься. А здесь ведь не только площадь гигантская, здесь ведь ещё и единый общий рисунок на весь зал!
«Простым паркетчикам такое дело доверить, конечно, нельзя, — продолжает Марс Анверович. — Здесь цена ошибки, как у сапёра. Прозевал, допустим, какой-то миллиметр, и всё — через десять шагов дырка будет, нога провалится. Математика, геометрия, точность глаза и руки — настоящий мастер должен понимать, как пойдёт рисунок, едва положив первую плашку. Это всё просчитывается заранее. Ну, мы не первый год в Кремле работаем. Паркет в Грановитой палате тоже меняли, например… А как иначе? Паркет, он ведь изнашивается, истирается. И от хождения, и от чисток, и, конечно, от циклевки. Рабочий слой в старом паркете дошёл до минимума. И потерял почти свои свойства. Ну и местами начал проседать. Нет, менять надо обязательно…»
Весь в белом
Едва я вышел за дверь, как в зале с новой силой взревели инструменты. А я по привычке всё глядел себе под ноги. Тут-то меня и накрыло последнее сомнение. Вот он — старый, исторический паркет. Местами тёмный, почти чёрный, местами цвета красного дерева, местами — светлый, конечно. Но не такого ясного, почти молочно-белого цвета, который я только что видел на новых плашках, приготовленных к укладке! Как же это понимать?
Тайны Спасской башни. Какие чудеса не видно с Красной площади
«А так и понимать, — улыбается Анастасия Павлова. — Во-первых, дерево и само по себе со временем меняет цвет, темнеет. Во-вторых, старый паркет несколько раз покрывали лаком. Знаете, когда его разобрали, лак аккуратно сняли. И выяснилось, что изначальный цвет фона паркета были именно молочно-белый. Что гармонировало с общим убранством Георгиевского зала. И теперь воссоздаётся тот самый, истинный цвет и облик паркета времён Николая I. Если бы сама не увидела, ни за что бы не поверила!»
Я, наверное, тоже. Впрочем, во многое поверить трудно. Например, в то, что авиабомба не взорвётся. Однако же — пожалуйста, исторический факт. Совсем скоро и новый паркет Георгиевского зала тоже станет таким фактом.
